Алексей ЛОБИН, кандидат исторических наук

«БЕСОВА ДЕРЕВНЯ ОПОЧКА»

23 января 1517 года, в пятницу, после празднования дня св. Винсента, ливонский магистр Вальтер фон Плеттенберг закончил составление отчёта великому магистру Тевтонского ордена Девы Марии Альбрехту Бранденбургскому. В послании он изложил все сведения о положении на русско-литовском фронте, полученные бла­годаря созданной им сети информаторов. «Татары, — писал Плеттенберг, — как нам сообщают, нанесли русским значительный ущерб, в то же время между польским коро­лём и русскими не ведутся никакие [боевые] действия...»¹ После таких масштабных со­бытий 1514 года, как взятие Смоленска Ва­силием III и поражение московских воевод под Оршей, от воюющих сторон нечего бы­ло ожидать каких-либо активных действий. Военная кампания 1515-1516 годов не принесла ни одному из противников сколь-нибудь большого успеха. Россия и Великое княжество Литовское обменивались колки­ми ударами, которые, однако, не могли ока­зать существенного влияния на изменение оперативной обстановки на фронте. Однако информаторы крестоносцев ошибались...

Практически в то же время, как отмечено в бумагах сенатора Марино Сануто-Младшего, в Венецию прибыл польский посол, «который представился нашей Синьории, говоря, что его король готовил большое войско против московитов и даже в соглашении с татара­ми»². К 1517 году ВКЛ планировало начать наступательные операции на северо-западные земли Псковщины.

Согласно данным Литовской Метрики, действительно, с крымским ханом были до­стигнуты договорённости относительно совместных военных действий против «ве­ликого князя Московского»: ВКЛ должно было ежегодно выплачивать сумму в 15 ООО золотых, а хан обязывался не разорять юж­ные окраины и, в свою очередь, вести войну с Василием III. Как писал сам польский ко-( роль и великий князь литовский Сигизмунд I Старый, «до начала лета мы отправили с казной в Крым господина Гаштольда воеводу полоцкого, и хан обещал быть с нами в на­дёжном союзе против нашего врага»³.

Уже 10 февраля 1517 года на Петроковском сейме были обговорены решения о продолжении боевых действий. Кампания 1516-го показала, что с собственными силами рассчитывать на какой бы то ни было серьёз­ный успех не стоит. Чтобы сэкономить сред­ства, в Польшу была отправлена делегация с просьбой взять на себя половину расходов на крымских татар. Послам ответили категорич­но: поминки татарам платит также и Корона, поэтому поляки не обязаны брать на себя тра­ты на подкупы крымчаков⁴.

В период сбора войска ВКЛ столкнулось с традиционной проблемой — неявкой воинов на сборный пункт в Полоцке. В 1512-1516 годах значительная часть шляхты постоянно игнорировала окружные королевские грамо­ты, призывавшие на военный сбор. Если мо­билизационные возможности ВКЛ в первой половине XVI века доходили до 24-25 тысяч человек, то в реальности княжество в поле могло выставить в разные периоды всего от четверти до трети указанного количества⁵. Наёмники были самой боеспособной частью войск ВКЛ, однако их содержание обходи­лось казне недёшево. Появился королевский указ собирать «серебщину» — средства на наём солдат: «...положили серебщижну на все паньство Отчизну нашу Великое князьство Литовское для великойе потребы»⁶. Был оглашён и другой указ, согласно которому «служебные» могли приобретать у населения продукты по фиксированным ценам⁷.

За несколько месяцев были собраны не­малые средства: правительству удалось устранить затруднения с приёмом монеты и дать обязательства на сбор более чем 10 ты­сяч злотых⁸, из которых первый транш в 3200 злотых был выдан предводителю наёмников Янушу Сверчовскому. Исходя из расценок 1514 года, этой суммы должно было хватить на наём либо 2500 кавалеристов, либо 5000 драбов (пехотинцев), либо 1250 кавалери­стов и 2500 драбов. Так как войска собира­лись осаждать русские крепости, то, скорее всего, количество наёмной пехоты должно было превышать количество кавалерии. В итоге королю удалось сформировать зна­чительный наёмный контингент под коман­дованием ветерана войны «с московитами» Сверчовского.

Сборным пунктом был назначен Полоцк, куда в начале августа 1517-го прибыл сам Сигизмунд. Общая численность войск вме­сте с ополчением не превышала 10 тысяч человек, как минимум, половина из которых состояла из наёмников. Лазутчики доносили королю, что московский князь собрал с пе­риферии все возможные силы для борьбы с крымским ханом — и теперь северо-восточ­ные окраины «Московии» фактически ого­лены. Военный совет, собранный в Полоцке, принял решение развивать наступление на Псков, а затем и на весь северо-запад. Та­ким образом, план совместного наступления Крыма и ВКЛ стал реализовываться.

В августе с нескольких направлений в южные русские окраины вторглись крым­ские отряды: «...приходиша крымские татарове, Токузан мурза Агышов сын княжой, да Кудаш мурза Бектерев сын Ширинов, да Уйдем мурза Маигит, да Алпов царевич шу­рин, а с ними 20 тысячь рати». Но кочев­ников ждал неприятный сюрприз: воеводы В. С. Одоевский и И. М. Воротынский успе­ли развернуть войска, а для сдерживания крымских отрядов «послаша наперёд себя противу татар детей боярских не со многи­ми людми, Ивашку Тутыхин да Волконьских князей, и велели им со всех сторон татаром мешати, да быша не воевали, а сами воеводы поидоша за ними на татар». Услышав о при­ближении государевых воевод, мурзы на­чали отводить свои отряды и нарвались на тщательно организованные засады. «Пешие люди украинные многие» создали в лесных проходах завалы («дороги засекоша»), а «передние люди от воевод приспевшее кон­ные, начаша татар топтати и по дорогам их и по бродом бити». Как позже показали плен­ные татары, «от 20 тысящь мало их в Крым приидоша, и те пеши и боси и наги»⁹.

Итак, основные силы Василий III бросил на отражение крымского нашествия, а на случай возможного нападения литвинов с северо-запада принял решение опереться на гарнизоны крепостей и острожков. На восстановление 40-саженной стены Крома государь прислал в Псков 700 рублей. Сила­ми псковичан были сооружены стены в Зап­сковье у Гремячей горы¹⁰.

В сентябре 1517 года Сигизмунд отправил в Москву своих послов — маршалка Моги­лёвского Яна Щита и писаря Богуша Богутиновича и одновременно с этим выдвинул из Полоцка свои войска на псковский пригород Опочку, расположенный в верхнем течении реки Великой. Главная цель похода, озвучен­ная в грамоте короля, — «силой склонить к миру на почётных и выгодных для нас усло­виях»¹¹. Однако долгие сборы войск привели к тому, что, как позже писал перемышльский епископ П. Томицкий, «лучшие времена для активного ведения войны прошли, и настало время холодов и непрерывных дождей»¹². 18 сентября Сигизмунд объявил в своей грамо­те: «И хотя у нас были трудности со сбором денег, занявшим много времени, мы собрали солдат, а вместе с ними и тех, кто находится под нашей властью, устроили им смотр и при­вели в порядок, и в субботу восьмого числа в день св. Марии (8 сентября. — А. Л.) на­правили их во вражескую землю к Опочке, а Некоторых наших иноземных советников в парадных тяжёлых доспехах оставили здесь [с нами]»¹³. Сам король в экспедиции не уча­ствовал: 24 сентября он отбыл из Полоцка.

В бумагах Томицкого отмечена причина остановки. Замок Опочка («Агсет Opoczka») хоть и не являлся целью похода, но непре­менно должен был быть захвачен, так как в нём укрылись «многие вражеские дворяне». Однако размеры крепости (примерно 50 на 40 саженей), расположенной на небольшом островке Великой, не позволял разместить сколь-нибудь крупный гарнизон — макси­мум полторы сотни воинов. Воевода Васи­лий Салтыков уведомил об этом великого князя. С учётом того, что основные силы рус­ской армии М. Щени и А. Бутурлина стояли «для крымского царя приходу» на южном направлении, ожидая повторного вторжения, оказать существенную помощь Опочке русское командование не могло. К псковско­му пригороду был послан лишь небольшой отряд из нескольких сотен дворян: «...да к Василью же в ту пору прислан был от вели­кого князя Иван Васильевич Ляцкой, был тут с Васильем в меньших»¹⁴.

В Разрядной книге 1475-1605 годов нача­ло военной кампании изложено следующим образом: «Лета 7026-го году в сентебре пре­ступил король литовской кресное целованья, и помыслом злым по опасным грамотам умысля, и пришол в Полотеск со всеми своими людьми и, умысля с воеводы со князь Костентином Острожским и з желныри, пришли ко псковскому пригородку к Опочке с норядом и к городу к Опочке приступали»¹⁵.

Польские хронисты писали, что крепость, повстречавшаяся на пути литовских войск, была «укреплена как водою, так и непри­ятелем, готовым с решимостью сражаться». Опочка стояла на высоком островке, окру­жённом водой. Высокие кручи, поднима­ющиеся из воды (валы сохранились до сих пор), значительно усложняли штурм. «Кроме того, — писал Бернард Ваповский, — хотя стены её сделаны из дерева, но они непро­ницаемы пушечными ядрами, так как напол­нены землёй»¹⁶.

20 сентября к стенам маленького городка подошла армия, которой руководили победители битвы под Оршей 1514 года — Констан­тин Острожский, Януш Сверчовский, Юрий Радзивилл. Псковская I летопись перечис­ляет силы осаждавших, и сведения эти на­ходят подтверждения в других источниках. Согласно летописцу, в войске противника были «многих земель люди, Чахи, Ляхи, Угрове Литва и Немцы», а также «Мураве, Мозовшане, Волохи и Сербове и Татарове», и «от цысаря Максимьяна короля Римского были люди мудрые, ротмистры, арахтыктаны, аристотели»¹⁷. Под руководством иностранных инженеров начались осадные работы.

Крепость, презрительно названная «сви­ным корытом», была подвергнута обстрелу и штурму. На рассвете 6 октября начался штурм Опочки, который продолжался с утра до вече­ра. Из-за недостатка артиллерии войска не смогли подавить батареи на валах, поэтому пехотинцам пришлось под обстрелом на пло­тах и лодках подступать к острову. На приступ пошли, по словам Томицкого, три хоругви, но они были отбиты. Сверчовский вновь и вновь бросал своих наёмников на штурм, и каждый раз солдаты отходили с большими потерями. Во время одной из атак под стенами Опочки был тяжело ранен предводитель «стипендиариев» Анджей Боратыньский (герба Корчак): пущенным снарядом ему оторвало руку. Спу­стя несколько дней он скончался в Вильне¹⁸.

Данные о потерях войска ВКЛ фигури­руют в послании Томицкого. По его словам, «были убиты более 60, в том числе отличный воин Сокол и 1400 ранены»¹⁹. О гибели од­ного из предводителей сообщается также и в русских источниках: «...и побиша многое множество людей королева войска... и во­еводу их болшого Лядской рати Сокола убиша и знамя его взяша»²⁰.

Большое количество раненых (1:23) мо­жет объясняться использованием осаждён­ными каменьев, неких «катков больших» и «слонов», которые наносили увечья (ушибы, контузии, переломы) штурмующим. Стрыйковский сообщал, что опочанам удалось сбить с валов чешских наёмников с помощью боль­ших подвесных колод. Колоды подрезали, и они обрушивались на головы нападавших. Помимо этих приспособлений защитники использовали также артиллерию и большое количество камней²¹. Кстати говоря, в одной из редакций Степенных книг помещён сюжет о чудесном обнаружении залежей камней за алтарём, с помощью которых удалось отбить­ся от противника.

Необходимо отметить ещё один момент. По свидетельству Герберштейна, Опочку с бе­регом соединял «плавучий мост, по которому лошади переправляются по большей части по колено в воде»²². В 1426 году под Опочку также подошли литовские войска Витовта (рать «Литовскаа и Летцкаа, и Чежскаа, и Володскаа, и татарове его»), И во время штурма осаждающие понесли также существенные потери из-за хитрости опочан, приготовив­ших на мосту ловушку: «...и тако начаша татарове скакати на мост на конех, а гражане учиниша мост на ужищах, а под ним колиа, изострив, побиша; и якоже бысть полон мост противных, и гражане порезаша ужища, и мост падеся с ними на колие оно, и тако изомроша вси, а иных многых татар и ляхов и литвы живых поимаша, в град мчаша»²³. Не исключено, что подобная ловушка могла быть использована и в октябре 1517 года²⁴.

Виновником неудачи под Опочкой не­которые хронисты называют Сверчовского, который отдавал приказы в пьяном состоя­нии и посылал штурмовые отряды, не раз­ведав обстановки.

На Великих Луках «в заставе» стояла приграничная рать, отряд из нескольких сотен детей боярских под командовани­ем А. В. Ростовского. На помощь Опочке были отправлены отряды «лёгких воевод» Ф. В. Оболенского Лопаты и И. В. Ляцкого. Но эти отряды действовали с внешней сто­роны, совершая стремительные удары по силам осаждающих: «...от всех сторон во­йску Литовскому мешати начаша»²⁵.

Со стороны Вязьмы в сторону ВКЛ вы­двинулась рать В. В. Шуйского, отвлекая на себя часть сил противника. Летопис­ные рассказы повествуют о сражениях вне осаждённого города. Во время одной вы­лазки гарнизона «передние воеводы» Обо­ленский и Ляцкий «удариша с трёх сторон» на осаждающих, «литовского войска мно­гых людей побиша, а иных живых поимаша и к большим воеводам послаша».

Весьма информативными о боях в окрест­ностях представляются известия псковской летописи: «И Литва поганая от большие си­лы ходиша под Вороначь и под Велье и под Красной, даже доумаше и до Пскова, только те городки поймав...» Наступление на этом направлении было остановлено ратью Ляц­кого, который контратаковал под Ключищами литовский отряд, засевший в остроге («во­евода оу них пан Черкас»), Русские пленные, содержавшиеся в церкви, заперлись изнутри, в то время как Ляцкий атаковал Черкаса, и «много бишася с ним, а полонённых своих из церкви выпустиша, а Черкас воевода нача ис попова двора битися, и пересекоша их всех, а Черкаса их воеводоу и с ним боевых людей оудалых изымаша и послаша их к Мо­скве...»²⁶. Василий III в благодарность при­слал псковичанам большой колокол, который был повешен на месте прежнего вечевого.

Софийская 2-я летопись говорит, что все шедшие к Острожскому подкрепления бы­ли удачно перехвачены и разбиты: «...во­евод лядских 4000 войска побиша, а иных живых поимаша, Черкаса Хрептова, и брата его Мисюра, да Ивана Зелепугина и многих людей живых поимаша, и пушки и пищали поотняша»²⁷.

Важные детали сражений под Опочкой содержат официальные речи московских послов. При этом надо отдавать себе отчёт в том, то русские значительно преувеличивали по­тери, так же как и преуменьшали их против­ники. В изложении посла дьяка В. Племян­никова, в ходе рейда воеводы Оболенского русские сбили первую заставу из 5000 че­ловек, в другом месте сотни детей боярских Ивана Колычева уничтожили вторую заставу (якобы 3000), а воевода Ляцкий за пять вёрст до Опочки разгромил третью заставу (якобы 6000). Пленные сказали, что у Красного го­родка стоят ещё части противника. В ходе скоротечного боя и были захвачены упомя­нутые «воеводы» Черкас и Мисюра Хрептовы, Зелепуга, а при штурме Опочки оборонявши­еся, по словам дипломатов, «шесть тысяч уби­ли»²⁸. В то же время посольству в Крым были переданы другие данные: якобы Ростовский разбил заставу из 5000, Колычев — из 2000, Ляцкий — из 5000 человек²⁹.

Большие потери, понесённые в ходе штур­ма, указываются в источнике случайного ха­рактера — донесении Некраса Харламова, написанном спустя три года после описывае­мых событий (июнь-июль 1520 года). В нём упоминается о бежавшем из польского плена Тимохе Рупосове. Он поведал, что в плену «его вспрашивал король про Опочку, которой деи город боле, Луки ли или Опочка? И Тимоха ему отвечал: как, господине, у села деревня, так и у Лук Опочки малое городишко; а Луки город великой. И король де молвит: бесова деревна Опочки. И Копоть писарь Тимохе говорил: того деля тебя король о Опочке вспрашивал, что болши пяти тысяч людей под нею легло (выделено мною. — А. Л.)»³⁰. Бывший плен­ник правильно называет имя писаря Михайло Коптя, а его информация о том, что королев­ские «все городы заложены в Опочке, да и до сех мест ни один город не выкуплен», нахо­дит полное подтверждение в актах Литовской Метрики. Действительно, случаев крупных королевских займов за 1516-1517 годы от­мечено множество, их гораздо больше, чем за предыдущие годы. Поэтому полностью не доверять сведениям Рупосова у нас повода нет. Можно сделать лишь уточнение, что «болши» 5000 человек — это, по-видимому, общие потери, включая не только убитых, но также раненых, больных, пленных и сбежавших со службы. Только под Опочкой, по польским сведениям, было выведено из строя до 1500 человек, а с учётом боёв во Псковщине число общих потерь армии вполне могло достичь указанной цифры.

Продолжать войну на территории про­тивника глубокой осенью с почти половиной боеспособных войск было бессмысленно. Описанные выше боевые действия проходи­ли с 6 по 18 октября. С наступлением распу­тицы князь Острожский снял осаду городка, которого вначале презрительно называли «свиным корытом», и отвёл войска в Полоцк.

Большинство польско-литовских источ­ников молчат о боях в окрестностях Опочки. Они пишут, что, несмотря на неудачу под кре­постью, войска благополучно «разорили ог­нём и мечом» («ferro etigne depopuiabantur») территорию врага³¹, «великую шкоду в землях московских без ущерба [для себя] учинили» и т. д., но никто из них не обмолвился о по­ражении литовских отрядов в окрестностях Опочки, Красного, Ключицы, Велья, о которых так подробно, с указанием знатных пленни­ков, описано в русских источниках.

Ягеллонская пропаганда не признавала поражений, а заявляла о победах, доставших­ся королю очень тяжело. Весьма наглядно, что «победные» реляции нашли своё место в бумагах венецианского сенатора Марино Сануто-Младшего, который фиксировал до­несения от агентов из окружений венгерско­го и польского королей. Стоит отметить, что итальянские информаторы весьма оператив­но доносили сведения о событиях с русско-литовского фронта. В депеше от 13 октября читаем: «...в первом же бою московиты по­теряли 20 тысяч, а среди поляков не погибло и 200. В последний [раз?] между сторонами было достаточно много погибших, всё же король одержал победу, но очень кровавую, потому что погибли многие военачальники и большая часть польской молодёжи (вы­делено мною. — А. Л.). Князь Московии от­ступил»³². 27 октября из Буды доктор Алвиз Бон сообщал: «Было известие из Польши, что поляки встали на московитов, погибло моско­витов от 20 тысяч, а поляков 2000, и потом в другой раз была битва, и поляки [снова] стали победителями»³³. Как видим, двор Ягеллонов в очередной раз пытался выдать желаемое за действительное.

Успех русских войск был очевиден. Един­ственный за всю войну 1512-1522 годов крупный поход войск Сигизмунда на терри­торию противника был остановлен у стен Опочки, поход союзников — крымских та­тар — также прошёл крайне неудачно. Полу­чив данные об успехах своих воевод, Васи­лий III только 29 октября принял литовских послов при посредничестве Герберштейна. Имперский посол отметил: «После того как войско польского короля ничего не добилось под Опочкой, — а рассчитывалось, что если эта крепость будет захвачена, то можно будет достичь более выгодного мира, — великий князь сделался высокомерен, не захотел при­нять мира на равных (условиях), так что ли­товцы вынуждены были уехать ни с чем»³⁴.

В целом кампания 1517 года была для Москвы успешной, несмотря на её оборони­тельный характер. Противник с большими для него потерями был отброшен на всех на­правлениях. Оправдала в условиях войны на два фронта и выбранная тактика: основные силы были передислоцированы на отраже­ние крымской угрозы, а защита северо-за­падных рубежей строилась по принципу «плацдармы повсюду» — системы оборо­нительных острогов и мобильные конные отряды. Именно под Опочкой единственное мощное наступление войск ВКЛ потерпело серьёзную неудачу, после чего попытки ре­ванша со стороны Вильно свелись на нет.

...Достоверные сведения о неудавшемся походе польско-литовских войск, получен­ные от хаускомтура крепости Рагнит Мель­хиора фон Петчена и посла в Москве Нико­лая фон Шонберга, не оставили сомнений у великого магистра в окончательном выборе союзника. На помощь великого князя Мо­сковии в планируемой войне против Поль­ской Короны можно было рассчитывать как в военном, так и в финансовом плане...

г. Санкт-Петербург

Примечания:

1. Письмо хранится в собрании исторического Кёнигсбергского тайного архива (GStAPK ОВА. XX НА Hist. StA KOnigsberg. Nr 21217).
2. I diarii di Marino Sanuto: (MCCCCXCVI- MDXXXIII) dair autografo Marciano ital. T. 24. Venezia. 1889. P. 366.
3. Sigismundus, Rex Polonie, Consiliariis Regni Polonie//Acta Tomiciana (далее — AT). Т. IV. Poznaniae. 1855. P. 192.
4. Любавский М. К. Литовско-русский сейм. Опыт по истории учреждения в связи с внутренним строем и внешней жизнью государства. М. 1900. С.208.
5. Лобин А. Н. Битва под Оршей 8 сентября 1514 г. К 500-летию сражения. СПб. 2011. С. 26.
6. 8 июня 1517 г. Грамота короля Сигизмунда I, пожалованная г. Вильны на право взыскивания серебщины с мещан//Сб. Муханова. СПб. 1866. С. 451-452. № 231.
7. Sigismundus, Rex Polonie...//АТ. Т. IV. P. 192.
8. Petrus Tomiczki, Eps. Vicecancellaris, Joanni Boner, Zuppario Cracovensi//Ibid. P. 217.
9. Софийская вторая летопись//ПСРЛ. Т. 6. СПб. 1853. С. 259.
10. Псковские летописи. Вып. 1. М.; Л. 1941. С. 98; Вып. 2. М. 1955. С. 255.
11. Лобин А. Н. Указ. соч. С. 193.
12. Petrus Tomiczki...//АТ. Т. IV. P. 217.
13. Sigismundus, Rex Polonie...//Ibid. P. 192.
14. Разрядная книга 1475-1605 гг. Т. I. 4.1. М. 1977. С. 158.
15. Там же.
16. Chronicorum Bernardi Vapovii partem posteriorem 1480-1535//Scriptores rerum Polonicarum. T. 2. Cracoviae. 1874. P. 152; Stryjkowski M. Kronika Polska, Litewska, Zmodzka i wszystkiej Rusi. T. 2. Warszawa. 1846. S. 391.
17. Новгородская четвёртая летопись//ПСРЛ. Т. 4. Ч. 4. С. 291.
18. Kronika Marcina Bielskiego. Т. 2. Ks. IV-V. Sanok. 1856. S. 998-999.
19. Petrus Tomiczki — Nicolao Firley//AT. Т. IV. P. 205.
20. Софийская вторая летопись... С. 260.
21. Stryjkowski М. 0р. cit Т. 2. S. 391.
22. Герберштейн С. Записки о Московии. М. 1988. С. 236.
23. Летописный сборник, именуемый Патриаршею или Никоновскою летописью// ПСРЛ. Т. 12. СПб. 1901. С. 7.
24. Спустя сто лет воевода Опочки В.          Туров, жалуясь на плохое состояние укреплений, отмечал, что в городе «катки не покладены... и чеснок не побит, и надолбы не поставлены». Само перечисление приспособлений говорит о том, что некогда они имелись в арсенале оборонительных средств. Сб. Московского архива министерства юстиции. Т. VI. М. 1914. С. 427.
25. Софийская вторая летопись... С. 259.
26. Псковские летописи. Вып. 1. С. 99-100.
27. Софийская вторая летопись... С. 260.
28. Памятники дипломатических сношений с Империею Римскою (с 1488 по 1594 год)// Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными. Т. 1. СПб. 1851. С. 337-338.
29. 1517, сентябрь 30. Отправление великим князем Василием Ивановичем в Крым грамот со своими казаками//Сб. РИО. Т. 95. № 28. С.    480-481.
30. 1520, июнь-июль. Грамота Некраса Харламова//Сб. РИО. Т. 53. С. 234. №23.
31. Petrus Tomiczki — Nicolao Firley//AT. Т. IV. P. 205.
32. I diarii di Marino Sanuto: (MCCCCXCVI- MDXXXIII) dall' autografo Marciano ital. T. 25. Venezia. 1889. P. 141-142.
33. Ibid. P. 141.
34. Герберштейн С. Указ. соч. С. 239.